Черный цвет
как красная тряпка
И вот тут некоторые стали позволять себе нашивать накладные карманы и опушивать рукав. Вот этого мы позволять не будем!
Из кинофильма "Тот самый Мюнхгаузен" Марка Захарова
НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ в информационном пространстве Казахстана продолжилась дискуссия по поводу того, в какой одежде можно ходить практикующим мусульманам, а в какой – нет. Она идет на фоне планов группы мажилисменов вынести на обсуждение законопроект запрещающий ношение мусульманской религиозной одежды в общественных местах, озвученный депутатом Ермуратом Бапи. К обсуждению подключился один из самых популярных казахстанских священнослужителей, имам Нурлан Байжигитулы, более известный, как «Нурлан имам» в Тик-Токе (за что злые языки еще называют его «Тик-Ток имам»), где у него уже более 600 тысяч подписчиков. Он решил сыграть на стороне ограничителей религиозного этикета и выразился в пользу нетрадиционности для казахской культуры одеяний черного цвета, а также закрывающих лицо. Его слова немедленно подхватил депутат мажилиса Мурат Абенов, также выступающий за то, чтобы казахстанские верующие ориентировались на традиционную казахскую одежду и обычаи. Парадоксально, что дискуссия о том, что носить и во что верить, и соответствует ли это казахским традициям, никак не распространяется на представителей других конфессий и граждан, живущих светской жизнью. Такая вот избирательная защита традиционализма сегодня в стране Великой степи, где почти исчезли пастбища…
Нурлан Байжигитулы яркий, но нетрадиционный представитель казахстанского духовенства, очень активен в информационном пространстве, где порой выдает совершенно неожиданные и громкие заявления. Впервые он получил известность в интернете, когда заявил, что Рождество – это не только христианский, но и мусульманский праздник, «поскольку является днем рождения пророка Исы». Подобный либерализм, видимо, сделал его известным не только в нашей стране, и в этом году Нурлан имама даже пригласили на ежегодный президентский благотворительный обед в США, где Джо Байден по традиции собирает различных международных активистов, лидеров и знаменитостей. В этот раз его слова касались одежды верующих и того, что некоторые ее фасоны и цвета не должны присутствовать в Казахстане.
«Мы должны понимать, что одевать черный никаб, закрывать лицо полностью, оставляя только узкую прорезь для глаз, никогда не вписывалось ни в прошлое, ни в будущее нашего народа, наших традиций, мировоззрения, обычаев и образа жизни. Вера в Бога не определяется тем, что мы полностью покрываем лицо. Правильно воспитывать семью, быть верным супругом, работать насколько это возможно и быть преданным своей Родине – вот что означает истинная преданность Богу. Поэтому мы должны противостоять этому всем государством, нашей интеллигенцией и молодежью. Закрытие лица – это не приказ шариата и не традиция наших предков. Черное одеяние в нашей традиции является признаком горя, переживания, печали и траура», — сказал Нурлан имам в эфире «Казахского радио».
Вполне естественно, что такие слова немедленно поддержал и депутат мажилиса. «В последнее время стало много тех, кто проповедует, будто традиции казахского народа, существующие с древних времён, являются харамом, а вещи и одежда — неправильные. Появилось много проповедников, которые говорят: «Не играй на домбре, не кланяйся в приветствии, закрывай лицо, не разрезай путы». Но казахский народ принял ислам по мазхабу «Абу Ханифа», то есть направление ханафитского мазхаба, сохранив традиции, не противоречащие исламу», - отметил Мурат Абенов, бывший вице-министра образования.
«Все традиции казахского народа, существующие до сих пор, являются национальными ценностями, согласованными с религией. Их нет необходимости пересматривать. Для нас ханафитский мазхаб важен тем, что он умело сочетает исламские ценности с национальными традициями», — добавил Мурат Абенов, приведя в пример такие противоречащие исламу традиции, как «хоронить умерших вместе с лошадьми и имуществом, как делали в старину», от которых казахи под влиянием религии давно отказались. Также депутат похвалил Нурлан имама и отметил, что «стране нужны священнослужители, которые будут так же чётко обозначать свою позицию и отражать официальную точку зрения муфтията».
Кстати, девушка, которая вызвала скандал в казахстанском сегменте социальных сетей, высказавшись, что ислам запрещает домбру, вскоре после этого вообще сняла свой хиджаб, породив пересуды о том, была ли она вообще практикующей мусульманкой и не являлись ли ее высказывания и поведение изначально задуманной провокацией. Итогом ее перфоманса стала волна критических высказываний против практикующих верующих и нынешние инициативы по запретам религиозной одежды, в результате которых могут быть ущемлены права тысяч женщин по всей стране, которым могут запретить носить религиозную одежду, без которой они не могут появляться на людях, в общественных местах.
Что касается семантики цветов в казахской традиционной культуре, в частности, черного, то она значительно богаче трагично-траурной, как это обрисовал Нурлан имам. Так, к примеру, известно высказывание известного казахского историка Алькея Маргулана: «Синий цвет — символ неба, символ поклонения небу, красный — огня, солнца, белый — правды, радости, счастья, желтый — разума, черный — земли, зеленый — весны, молодости». То есть, в основе черный цвет ассоциировался с землей, в чем нет ничего траурного. Далее мы видим, что черный цвет в казахской культуре применяется в совершенно противоположных значениях, от отрицательных, до очень положительных. Так, кроме скорби, казахское «кара» присутствует в словах, где оно обозначает многочисленность, силу и даже святость.
Так, «кара халык» – это обозначение всего народа в его многочисленности, без негативных коннотаций. Даже белокостная аристократия («ак суйек» – белая кость – обозначение потомства Чингисхана, торе), тоже могла быть частью кара халык, потому что даже по смыслу этих слов белыми у них были только кости, а не кожа и мясо. Имена Каракоз («Черноглазая») и Карашаш («Черноволосая») служили синонимами внешней красоты и привлекательности девушек. Кара – черный – это еще и про силу, могущество, поэтому первый мусульманский правитель карлуков (и тюрков вообще) носил титул Карахан, от которого мы сегодня ведем название всей его династии. Каракыпшаки – это не загорелые, а многочисленные и сильные кипчаки. «Кара кол» – это многочисленное войско. «Кара куш» – мощная физическая сила. «Кара» – это еще и грамота, грамотность. «Кара суык» – сильный сухой мороз. «Кара орман» – (дословно - «черный лес») это несметное богатство или имущество без числа. «Кара нар» – лучший, сильнейший верблюд. «Кара кесек», «кара ет» – мясо, мякоть без жира. «Кара мылтык» («черное ружье»), «кара найза» («черное копье») – мощное и даже сакральное оружие батыра (к примеру, тремя черными пиками, воткнутыми в землю, удушали трусов, убежавших с поля боя). Карабатыр – это не траурная или трагическая фигура, это очень сильный и мощный физически воин. Карамерген – это умный охотник из сказок. «Кара соз» – наставление, мудрое назидание, проза. Вспомните «Слова назидания» Абая Кунанбаева, разве они про горе и траур? А «кара олен» - это вовсе не «жоктау», не траурная песнь, а самостоятельный вид устного народного творчества. Черный цвет обозначал даже святость и уют, поэтому «Кара шанырак» - это большой, отчий дом, символ принадлежности к семье и роду, а «кара казан» - это благословенный котел, источник пропитания, земного материального блага. «Кара коныс» – это родная земля, родная сторона, отчий дом.
Если же говорить конкретно об одежде, то в культуре казахов есть поэтический образ «кара тон», черного тулупа – большого, порой до пят, из черной овечьей шерсти, спасающего даже в самый сильный мороз. Он переходит от отца к сыну, может согреть даже не одного человека, напоминая личный, мобильный «кара шанырак». Дедовский «кара тон» сохраняется во многих семьях, как что-то переходящее из поколения в поколение, связующее предков и потомков, защищающее их от зла и стихии. В огромном черном казахском тулупе в истории сохранился образ последнего свободного казахского батыра – Оспана Исламулы, бившегося за свободу алтайских казахов. Казахские поэты до сих пор пишут стихи, называя их «Кара тон», в которых черная одежда выступает сакральным символом защиты от окружающей неизвестности и испытаний. Так, в стихотворении Улыкбека Есдаулета, председателя союза писателей ТЮРКСОЙ, «Кара тон», есть примерно такие строки: «Зимней темной ночью черный тулуп – приют любви. И после свадьбы, не выбрасывай тот тулуп, джигит!». Похожие поэтические посвящения есть и у «кара шапана», унаследованного, сохранившего запахи предков, традиционного казахского халата. Кстати, есть даже имя (хотя, скорее, лакаб – названное имя) – Карашапан, его, к примеру, носил один из предков в роду Жалайыр (к которому, кстати, принадлежит и президент Токаев), подразделения Шуманак.
И, наоборот, именно белый цвет, характерный для казахской женской одежды, для одеяний невесты, в первоначальном виде означал не чистоту и целомудренность (это поздняя трактовка), а был… траурным цветом. Одевая девушку, выдаваемую в другой род, в белое, закрывая лицо фатой, устраивая проводы с горестными песнями, люди на самом деле выполняли символический похоронный обряд, ибо дочь этого рода, покидая его, как бы «умирала» для своих родных. Свадебные обряды казахов, в частности, «открытие лица» - беташар – символизировали новое рождение уже в роду мужа, или перерождение ее в новом качестве. Впрочем, до конца в казахской культуре женщины в мужской род не входили и навсегда оставались келин – «пришлой», «пришедшей». Именно поэтому у казахов бытовал обычай, что женщины не называли своего мужа и его родных их истинными именами, придумывая свои, чтобы не «раскрывать» их для проклятий и сглаза, потому что чужим людям свои имена старались не говорить. И в этом смысле традиционное белое одеяние казашек, это признак восприятия брака, как символической смерти, а также присутствия женщины в мужском роду, как «пришлой», живущей в траурном одеянии всю жизнь. Отсюда следует и традиционный казахский цветовой гендерный дуализм – белый, как женский, а черный, как мужской цвета. Поэтому отчий дом, сторона, наставление и казан – черные, как и мужские признаки – мощь, сила, многочисленность, а женское – молоко, материнство, доброта, душа – белые.
Как мы видим, если обращаться к цветовой семантике казахской культуры, то приходится поднимать такие глубокие пласты и трактовки, что судить о чем-то однозначно и прямолинейно довольно проблематично. Поэтому апелляции к цветовым традициям, это, на самом деле, выход на очень тонкий лед. Тем более, в таком вопросе, как одежда, которую люди в любом цивилизованном государстве обычно вольны выбирать сами, не оглядываясь на чужое мнение об этом. Тем более, что регулировать что-то только для какой-то одной конкретной группы людей попахивает откровенной дискриминацией…
