Есть ли договор?
Компромисс — это искусство разделить пирог так, чтобы каждый был уверен, что лучший кусок достался ему.
Людвиг Эрхард, немецкий политик
ЕЩЕ ПАРУ недель назад казалось, что новая схема баланса в Казахстане, охватывающего власть и крупный бизнес сформирована при участии наших северных соседей: Токаев получает всю политическую и государственную сферу, откуда уходят представители назарбаевской семьи, а те, в свою очередь получали гарантии безопасности своих денег и отношений с доверенными лицами, которые выступают формальными владельцами активов, контролируемых старой элитой, в обмен на откровенно символические «взносы» в Фонд «Народу Казахстана».
Такие выводы напрашивались после встречи Токаева с бизнесменами из списка «Форбс», передачей ему власти в «Нур-Отане» Назарбаевым, а также увольнения почти всех родственников первого президента из системы государственных и квази-государственных органов. Финальной точкой этой сделки выглядело выдвижение правительством РФ в Совет директоров «Газпрома» Тимура Кулибаева, самого «долгоиграющего» зятя Нурсултана Назарбаева. С учетом той роли, которую сыграли войска ОДКБ (читай - РФ) в период январской трагедии и смены власти, весьма логичным выглядело, что именно Владимир Путин сказал последнее слово в расстановке нового расклада власти в Казахстане, ставшей от него на порядок более зависимой. Это было весьма печально для нашей национальной гордости и суверенитета, но это вполне закономерный результат авторитарной политики старой элиты страны. Но на этой неделе опять же россияне смешали все карты. И теперь снова ничего непонятно - разорвана ли сделка или была ли она вообще?
Казалось бы, ну какое нам дело до закулисных дел, тем более, что официально «яростные переговоры» отрицает и сам Токаев? Но проблема тут в том, что и разделение власти и больших денег, и переигровка его условий - это все напрямую касается внутриполитической, экономической и социальной ситуации в стране. Искусственный раздел власти и денег закладывал мину под стабильностью в перспективе - деньги захотят обратно во власть, а власть неизбежно захотела бы денег. Но это могло ещё как-то уместиться в рамки легальных политических процессов - через появление оппозиционной повестки, реальную конкуренцию за власть на выборах и тому подобное. Выход же из даже временного компромисса означает, что столкновения по январскому сценарию могут повториться в любой момент. Поскольку не исчезли ни социальные предпосылки дестабилизации, ни подпольные ее акторы со своими вооружёнными нукерами и деньгами. Может, сократились их возможности и влияние на силовой сектор, но не общая «инфраструктура» организованного «хаоса», базирующаяся, как признавался бывший аким Алматы на рынке «Алтын-Орда».
Но вернёмся к той новости, которая вновь вернула подозрения в отсутствии баланса. Речь идёт о том, что Кремль теперь рекомендует в СД «Газпрома» не Кулибаева, а бывшего канцлера ФРГ Герхарда Шрёдера, ставшего настоящим троянским конем путинской политики в Европе. После этого в риторике президента РК вновь зазвенели стальные нотки по поводу разработки стратегии «возврата награбленного» из-за рубежа, а также наведения порядка на границе, хаос на которой всегда считался одним из специфических видов бизнеса старой элиты. И тут даже последовавшее миллиардное пожертвование в фонд «Народу Казахстана» со стороны структур, близких к Болату Назарбаеву, не способно разуверить нас в том, что все ещё идёт по плану и конфликта «старых» и «новых» нет. О том, что все меняется на ходу, можно судить буквально дословно по заявлениям Токаева. Неделю назад он говорит, что «не будем критиковать то, что было раньше, это история», а теперь поручает правительству «в двухмесячный срок предоставить предложения по возврату в страну незаконно вывезенных за рубеж финансовых средств и приобретенных там активов». Последнее просто технически невозможно сделать на законных основаниях без не то, что критики, но четких однозначных решений судов, осуждающих вполне конкретных людей старой элиты. В пользу того, что что-то резко меняется в закулисных раскладах, свидетельствуют и необъяснимые перемены сроков обнародования политических реформ, который на этой неделе вдруг ожидается не к сентябрю, как это обещал в мажилисе 11 января Токаев, а - вдруг – к середине марта.
Но такие перемены не обязательно означают очевидное усиление позиций президента и стабилизацию ситуации в стране. Пытаясь усидеть на двух стульях - отказа признавать конфликт за власть со своим предшественником и необходимости реально заместить его влияние в политике и экономике, президент Токаев с упорством, достойным лучшего применения настаивает на версии январской трагедии с абсурдным вторжением террористов. По какой-то причине эти ставшие уже мемом террористы просто растворились и за месяц после трагедии нам ещё не продемонстрировали ни одного убедительного доказательства в пользу участия иностранных террористических организаций в этих событиях. Однако эта трактовка происшедшего и ее своеобразное понимание силовыми органами (в виде сотни примеров пыток) перекрывает Токаеву возможность достичь важнейшего в его положении политического компромисса - национального примирения власти и общества.
И сам Токаев это, видимо, прекрасно понимает, раз говорит о новом общественном договоре, постоянно стремится декларировать социально ориентированную повестку. Чего стоят хотя бы слова о том, что «январские события кардинально изменили ситуацию в Казахстане» и теперь «перед новым правительством стоит задача полностью восстановить социальное благосостояние народа». Не зря он поднимает явно сложные для него вопросы «возврата незаконно выведенных из страны средств», что в итоге неизбежно должно привести к конфликту со старой элитой (ибо кто, как не она занималась их выводом?). Однако без примирения с народом, чей пассионарный авангард, а не незримые террористы, действительно выходил на площади по всей стране, чтобы продемонстрировать власти невозможность больше терпеть беспредел и коррупцию, все эти слова будут уходить, как вода в песок. Слишком много людей погибли, слишком жестоко обошлись потом с задержанными, чтобы социальный оптимизм можно было бы возродить только экономическими декларациями и популистской риторикой.
Проблема для власти тут в том, что для примирения требуется признать уже не проблемы и злоупотребления «прошлого», но свои собственные, совершенные в кровавые дни января ради достижения полноценной власти. Прежде всего, речь идёт об отказе от абсурдной версии «террористической атаки» в пользу признания внутриполитических «разборок». Второе, что препятствует национальному примирению, это маловероятность чисток в силовых структурах и жесткого наказания стрелявших и пытающих. Последнее требует и дезавуирования самого неоднозначного решения Токаева тех дней - приказа на стрельбу без предупреждения. Впрочем, президента может заботить не столько свой личный имидж, сколько необходимость жертвовать (читай - наказывать за пытки и стрельбу) той частью силового сектора, главным образом МВД, которая в те дни его поддержала на фоне предательства руководства КНБ и нерешительности министерства обороны.
Естественно, самостоятельно уничтожать лояльность силовиков Токаев вряд ли захочет. Но, в итоге, президент рискует куда большим, чем утрата силовых возможностей власти - неспособность достичь национального примирения после жестоких расправ не компенсируется даже успешными экономическими реформами, сопровождаемыми ростом уровня жизни. Ярче всего это иллюстрирует судьба генерала Аугусто Пиночета, который спас страну от левого поворота, но в последние годы жизни провел под знаком преследования и арестов за жестокости при приходе к власти. Похожие проблемы имеют место в Испании, где введение монархии несколько смягчило внутренний конфликт (наследие Гражданской войны 30-х годов прошлого века), но его последствия дают о себе знать до сих пор. Второй президент страны должен быть озабочен тем, каким он войдёт в историю родной страны, не говоря уже о том, чтобы не допустить нового витка насилия, неизбежного в отсутствии хотя бы временного (не говоря уже о долгосрочном) компромисса между властными элитами и обществом. Наглядный пример того, что может быть, если он с этим не справится, стоит прямо перед его глазами – и это его предшественник, а также бывший кумир.
