«Имитировать идеологию больше не получится» | Деловая неделя
16 февраля 2025 | выходит по пятницам | c 1992 года

«Имитировать идеологию больше не получится»

17.01.2025 11:26:23
№: 1 (1589)

Профессор Асылбек Избаиров:

ПРОШЕДШИЙ ГОД стал временем серьезных испытаний для Казахстана, а также для всего мира, поскольку в разных его частях продолжались кровавые конфликты, росла конфронтация, социальные конфликты и беды находили новые способы своего выражения. Для нашей страны 2024 год стал в некотором смысле годом упущенных возможностей, что особенно заметно не только в измеримых областях, вроде экономики, но также бросалось в глаза и в такой субъективной среде, как идеология. Какие проблемы в этой среде? Как она должна реализовываться и присутствовать в жизни простых людей? На эти и другие вопросы «ДН» согласился ответить директор Института геополитических исследований, профессор Египетского университета исламской культуры «Нур-Мубарак», доктор исторических наук Асылбек Избаиров.

- Асылбек Каримович, мы привыкли, что идеология – это понятие из высоких государственных, в прошлом – партийных кабинетов, которое обозначает собой содержание государственной пропаганды, но на жизнь простых людей давно никак особенно не влияет. Насколько обоснована такая точка зрения?

- Ну, во-первых, если мы взглянем на самое просто определение этого слова, то идеология – это мировоззрение, система взглядов и идей по поводу того, как и для чего нам жить. Очевидно, что людей без мировоззрения и взглядов не существует, и мы все придерживаемся какого-то мнения о том, для чего вставать каждый день из постели. Так что отделить идеологию от простых людей не получится. Идеология определяет то, что является идентичностью.

Другое дело, что общим местом для казахстанского общества стала известная доля аполитичности, когда мы не проявляем каких-то стройных политических взглядов, не имеем в голове стройных концепций относительно того, как должна строится наша страна и куда двигаться. В этом плане – да, в политическом смысле казахстанцы мало озабочены вопросами идеологии и часто инстинктивно отстраняются от общественной активности, не участвуют в ней, если этого можно избежать.

Это следствие того, что в нашем обществе выработалась такая «культура неучастия», происходящая от того, что в целом демократические институты в нашем обществе еще не укоренились. Впрочем, чего говорить об институтах демократии, если у нас так до конца еще не выстроена сама по себе идентичность? Четкого определения – гражданское или национальное ли государство мы строим – по-прежнему нет. Существующие дефиниции отражают скорее факт того, что мы живем на казахской земле многонациональным обществом и стремимся избегать любых конфликтов. У нас пока так и не сложился образ будущего, к которому мы могли бы стремиться, хотя бы, потому что не до конца завершен в общественном сознании и образ прошлого, из которого, собственно, и вырастает сегодняшняя идентичность.

- А если по-простому – что Вы имеете ввиду?

- Русский философ Петр Чаадаев как-то сказал: «Протекшее определяет будущее: таков закон жизни. Отказаться от своего прошлого — значит лишить себя будущего». Я понимаю это так – чтобы понять свое место в настоящем, а также выбрать путь в будущем, важно разобраться в самом себе, понять – кто мы и что мы. Собственно, тоже самое советует клиническая психология – без понимания своего прошлого, особенно его травм, ошибок, мы не сможем построить счастливую жизнь. Что справедливо для одного человека – справедливо и для целой нации. Для того, чтобы успешно двигаться вперед, нам нужно, по возможности, четко определить, что было у нас позади.

Недавно встретил этому яркое подтверждение – татарская писательница Гузель Яхина рассказала, что только после переезда в Казахстан, где в определенной мере «закрыт гештальт» по поводу отношения к советскому периоду (в целом скорее негативного), она сумела многое переосмыслить внутри себя и начать писать про современность, чего в России у нее не получалось. Речь не идет о том, чтобы расписать всю историю, исходя из идеологических установок, как это делалось марксистко-ленинской школой, которая сводила мировую историю во всем ее многообразии просто к «классовой борьбе». Но нам нужно понять свою историю с точки зрения того, как себя идентифицировали наши предки, чтобы, вооруженные этими знаниями, продолжать их дело в настоящем и будущем.

Ибо неправильно выбранные идеологические установки, «не ложащиеся» на конкретную «почву», обычно кончаются очень печально – примером чему лучше всего служат те же социально-экономические эксперименты марксистов. Практически во всех странах, где они ставились, все это кончалось большой кровью и угнетением людей. Далеко ходить на надо – самый многочисленный в начале XX века казахский народ в Центральной Азии, историческом Туркестане, из-за Ашаршылыка далеко отстал по своей численности от наших южных соседей – узбеков. Мы потеряли миллионы жизней, положенных на алтарь социального эксперимента под названием «коммунизм», и до сих пор испытываем негативные последствия тех лет. Кстати, аполитичность казахстанцев – одно из них, и происходит из выученной беспомощности Homo Soveticus как-то влиять на жизнь государства, чтобы улучшить свое положение.

Есть, конечно, и менее радикальные примеры, когда выбранная или навязанная идеология идет в противоречие с корнями и негативно влияет на идентичность целых народов. Для меня признаком такой ситуации является демографический кризис, так как стремление к размножению – один из базовых человеческих инстинктов, и его подавление в том или ином обществе – один из ярких маркеров того, что там, условно говоря, «не все в порядке».

- Например?

- Ну, тут самый яркий пример –страна с самым низким коэффициентом рождаемости, это – Южная Корея. Страна стоит на последнем месте по этому параметру в мире, при том, что еще недавно это было традиционное азиатское многодетное общество. А сейчас коэффициент рождаемости там – 0,72. Эта цифра - условное среднее количество детей, рожденных женщиной в течение репродуктивного периода, то есть от 15 до 50 лет. Просто для воспроизводства численности населения в условиях современной медицины и здравоохранения этот коэффициент должен быть хотя бы 2,1, но сейчас в Южной Корее он более чем в два раза ниже.

Кто-то может сказать, что это – мировая тенденция снижения рождаемости, когда вместо количественного возобладал качественный рост, и родители предпочитают вкладывать по максимуму в одного-двух детей, вместо того, чтобы «плодить нищету». Но даже в соседней с Кореей Японии коэффициент рождаемости почти в два раза выше – 1,34, не говоря уже о среднем по Евросоюзу (1,50) или в США (1,64), которые, к тому же, поддерживаются мощными потоками внешней миграции, позволяя сохранять и где-то даже увеличивать количество рабочих рук, которые должны содержать пенсионеров.

- То есть Вы считаете демографические проблемы – свидетельством идеологического кризиса, а не социально-экономических процессов?

- В определенной мере. Скорее даже так – социально-экономические процессы в известной мере базируются на мировоззренческих установках, и их итог, в этом смысле, и определяется идеологией. И если уж говорить о том, что это просто следствие рыночной системы, то ситуация, когда рынок приводит к подрыву способности к самовоспроизводству населения целых стран, может свидетельствовать как раз об идейном, идеологическим кризисе западного капитализма вообще.

В этом смысле в Казахстане полный набор тревожных признаков. Это – высочайший уровень разводов, и огромное количество суицидов, и букет других социальных бед – лудомания (игромания), наркомания, алкоголизм, мошенничество и домашнее насилие. Плюс – стабильный выезд населения, особенно в форме «утечки мозгов». Благодаря довольно мощной волне миграции оралманов-кандасов мы сумели лишь в какой-то мере компенсировать демографические потери, но пока так и не вышли на устойчивый рост. Для сравнения – тот же Узбекистан при мощнейшей утечке населения в форме трудовой миграции все равно дает 700-800 тысяч человек прироста каждый год. У нас эта цифра раза в три-четыре меньше.

- То есть Вы считаете, что эти проблемы – это своего рода идеологические провалы государства?

- В какой-то мере. Тут надо понимать, что с такими бедами, как тот же суицид, нельзя бороться бюрократическими или законодательными мерами, и даже экономические рычаги тут влияют весьма опосредовано, о чем свидетельствует статистика самоубийств в развитых странах – Скандинавии, Японии, той же Южной Кореи.

Речь идет о том, что государство должно быть ответственно за создание определенной эндогенной идеологической среды, которая, с одной стороны, должна четко отражать идентичность общества, а с другой – развивать его в естественном направлении.

В этом плане мы можем судить эмпирически, по статистике той же демографии, что тот же коммунизм таковым не был, а самостоятельное развитие – имеет положительный потенциал. Другое дело, что этот потенциал по-прежнему не реализован, а мы, тем временем, теряем время и наращиваем клубок социальных проблем «с идеологическими корнями».

- Возвращаясь к идеологии, а как государство может или должно выстраивать идеологию, чтобы мы росли? Какую роль играет прошлое?

- Ну, вот сейчас мы видим, что государство демонстрирует понимание важности прошлого, что очень радует. Был выбран некий исторический образ «державности», исходя из которого мы можем строить картину «славного прошлого», которая должна стать нашей дорожной картой к «образу будущего». На эту роль выбран улус Джучи – Золотая орда, о которой теперь довольно массово выходят книги, будут сниматься фильмы, производится какой-то контент для социальных сетей. Это все – хорошо. Оно же позволяет нам делать осторожный, но следующий шаг в сторону геополитической ориентации в сторону тюрко-мусульманского единства – через Организацию тюркских государств и провозглашение Токаевым центрально-азиатской идентичности.

Но чего не хватает? Не хватает последовательности. Берем Золотую орду, но нет четкого определения, анализа ее истории, много мишуры – костюмированного. Есть заметный упор на эту внешнюю – этническую - сторону, что уже имеет определенные негативные плоды.

- Какие, например?

- Когда мы делаем упор на этничность, то это, неизбежно, будет порождать рост именно национально-ориентированных нарративов, который, как правило, провоцирует рост аналогичного мировоззрения - национализма, пугающего неказахское население. При этом, в той же этнической сфере у нас до сих пор не расставлены акценты и не сняты многие проблемные вопросы – вроде освоения государственного языка, перехода на латиницу и прочие.

Еще один пример – исторический институт интеграции в казахский народ через статус «шала-» то есть «наполовину-» казахов, в сегодняшней ситуации до сих пор действует в противоположном направлении – на раскол казахов, разделение тех, кто знает родной язык хуже или лучше.

Или взять тему религии. Выбор Золотой орды показывает нам, что именно после принятия Ислама это государство стабилизировалось и дало качественный рост, став одной из ведущих держав Евразии. Не случайно историки считают высшей точкой ее могущества не времена Бату, а царствование Узбека и его сына Джанибека, сделавших Ислам государственной религией, а степной улус – передовым по тем временам государством с развитой городской и торговой культурой.

У нас же по советской привычке сохраняется желание отодвинуть религию на периферию, в результате чего идет продвижение этнических мотивов без духовной составляющей. А уже это приводит к ошибочным неоязыческим трактовкам кочевой культуры, как противостоящей земледельческой, что не сближает народы исторического Туркестана, а, наоборот, позволяет их отталкивать друг от друга, тянуть в сторону сибирского шаманизма малых народов Российской федерации, демографическое положение которых, кстати, тоже всем прекрасно известно. Это чревато искажением исторической памяти казахов, дезинтеграцией как внутри страны, так и в рамках нашего общего региона – Центральной Азии, Туркестана, Турана. То есть, по сути, подрывает собственные же геополитические установки Астаны.

Все это создает лакуну для возникновения и продвижения неоязыческих культов, на этом фоне переросших статус увлечения узкой группы археологов и городской интеллигенции. В прошедшем году у нас было уже два приговора суда сторонникам неотенгрианства за сеяние религиозной розни в социальных сетях только по одной Туркестанской области. Кроме того в интернете мы встречаем примеры неуважительного отношения к государственным символам (флагу) со стороны шаманствующих активистов, а также уже открытые призывы к практике человеческих жертвоприношений (!). При этом сторонники этих взглядов также апеллируют к государству с требованиями официального признания неотенгрианства в качестве религии – то есть легализации, как общественного института. Ну, и для полноты картины надо упомянуть, что у таких неоязыческих групп часто «торчат уши» иностранных специалистов по деструктивной идеологии, что превращает их в «культы дистанционного управления» и внешнего влияния на нашу идеологическую среду.

На этом фоне мы видим продолжение недоверчивого отношения к Исламу со стороны государства и светской части общества, которое в каких-то моментах буквально культивирует исламофобские нарративы, процветающие в соцсетях. Волна негатива в сторону мечетей из-за азана и жума-намазов, законодательные попытки регулировать одежду для верующих – все это свидетельствует о том, что текущая идеологическая среда, которую создает государство, вступает в противоречие с одной из основ нашей национальной идентичности – религией.

Вынужден с печалью констатировать, что государство не смогло четко сформулировать, какую роль Ислам должен играть в нашем обществе, позиционировать его согласно исторической роли мусульманства для казахского народа. Безусловно, есть ошибки и промахи и со стороны мусульман, порой допускающих идеологически неверные заявления о языке, культуре и поведении. Мы видим, что некоторые деятели в тюбетейках порой противопоставляют мусульман друг другу по национальному признаку, или бросаются в другую крайность – игнорируют национальный и культурный фактор вообще. Но такие крайности – это исключение, а не правило.

Одним из последствий такой ситуации является сохранение ситуации с Духовным управлением мусульман Казахстана, где реформы также давно назрели. В основе них, по моему мнению, должны быть положены три принципа: 1) восприятие Ислама, как пассионарной силы; 2) укрепление его связи с национальной почвой и интересами всего общества и государства; а также 3) создание открытой прозрачной и гибкой системы представительства интересов всех мусульман страны в рамках ДУМК. Пассионарность религии должна обеспечивать полезный вклад мусульман в развитие общества, устойчивая связь с государством – сотрудничество и верное целеполагание, а открытая и прозрачная система муфтията должна повысить доверие общества к ДУМК, как общественному институту, и успешно адаптировать религию в жизнь гражданского общества.

Стремление искусственно удерживать религию на периферии общественной жизни не предотвращает, а усиливает процессы дезинтеграции в социальной среде, то есть, объективно, ослабляет наше государство и общество в идеологическом плане.

В этом смысле показательна недавняя массовая отписка пользователей от популярных блогеров, продвигающих очевидно спущенные государством нарративы. То есть даже признанные инструменты манипулирования общественным мнением – так называемые ЛОМы, лидеры общественного мнения - начинают сдавать свои позиции. Привычное с советских времен «колебание вместе с генеральной линией партии» не проходит проверку общественным мнением. Раньше государство привычно старалось заполнить пропасть между транслируемыми идеологемами и реальностью деньгами – ростом зарплат, соцвыплат, различными субсидиями, но теперь на это уже не будет столько денег.

Имитировать идеологию больше не получится, надо уже заниматься ею реально.

- А как?

- Прежде всего, быть последовательными. Взять, хотя бы ту же историю. Выше я упоминал, что за 33 года независимости мы худо-бедно, но создали некое общественное согласие по отношению к советскому периоду, которое, естественно, окрашено более негативными красками. Это правильно, потому что в противном случае будет непонятно, зачем нам тогда вообще независимость, если в СССР было все хорошо. Наш исторический консенсус уже даже влияет на других, выше я приводил в пример Гузель Яхину.

Теперь же, когда речь вдруг возникает о том, что будет писаться общий учебник истории с Россией, где главенствует противоположная трактовка этого исторического периода, мы закономерно столкнемся с новым идеологическим кризисом, а с ним – его последствиями в социальном и политическом плане.

Это подводит нас к следующему – идеология должна гармонично «ложиться» в исторически обусловленные геополитические, национальные и экономические интересы и предпочтения народа. Это подразумевает обращение к исторической роли Турана – как ворот между Востоком и Западом (кстати, с санскрита «Туран» и переводится, как «арка», «ворота»), нашей региональной общности в его рамках, а также к историческим маршрутам тюрко-мусульманского единства, дающего нам маршруты альтернативного выхода к мировым рынкам через Средиземноморье.

Государство и общество должно преодолеть страх и недоверие к религии, научиться искать контакт с верующими, чтобы использовать их энергию и способности к мобилизации для общей пользы. С сокращением финансовых возможностей государства этот вопрос становится все более актуальным, ибо потенциально такая общественная инициатива способна на «горизонтальном» уровне сдвинуть с мертвой точки многие проблемы, с которыми государство десятилетиями безуспешно билось «вертикальными» способами.

Если сегодня мы не сможем добиться исторически обоснованно четкого определения идеологических координат для общества и государства, то мы будем оставаться легкой мишенью для манипуляций извне. В условиях перехода международных отношений к эпохе «Нового Средневековья» с его возрождением примата силы, «права сильного», это уже даже не вопрос развития государственности, но ее выживания. Идеология – это не содержание государственной пропаганды, но само мировоззрение государства, определяющее его поступки, реакции и развитие.

В этом плане - мы же говорили о том, что такое идеология в жизни простых людей – показательным выглядит пример трагической истории падения азербайджанского самолета в Актау. То, как наши простые граждане – электрики, спасатели, медики, очевидцы бросились спасать пассажиров, предоставили им возможность огласить свои свидетельства об обстоятельствах катастрофы, а потом выстроились в очереди, чтобы сдавать кровь пострадавшим – это все стало предпосылками того, что и наше государство заняло принципиальную позицию в расследовании происшедшего, и Азербайджан добился вчера еще невозможного – публичных извинений за ненамеренное поражение самолета российским ПВО. Ясно, что важнейшим фактором принципиальной позиции азербайджанского президента Ильхама Алиева была безоговорочная поддержка Анкары, но и позиция народа и властей Казахстана, несмотря на все внешнее давление на них, безусловно, подкрепила уверенность Баку в этой ситуации.

Эта трагедия показывает пример того, что такое идеология в обычной жизни – она изнутри диктует людям, как реагировать, что делать и думать. Причем – без приказов, указов, инструкций и пропаганды. Именно это я называю исторически обусловленной системой идеологических координат – когда простые люди, никого не спрашивая, бросаются на помощь представителям братского народа. Это – живое продолжение казахской народной традиции (то есть узаконенной и вплетенной в менталитет идеологии) выручать тех, кому нужна помощь. Традиции, пережившей все ужасы Ашаршылыка, репрессий, войн – благодаря чему сохранились не только казахи, но и отправленные к нам на страдания, смерть целые народы. Вот такие вещи нам важно и нужно развивать и укреплять, чтобы формировать свою идентичность.

Развитие общества, соответствие идеологии его повестке, можно определить именно по проявлениям такого альтруизма. Так, историки указывают на древнейшие проявления человеческой культуры не в виде артефактов – обработанный камней, ножей, топоров – а по останкам, на которых видно, что у людей заживали тяжелые переломы, то есть о них кто-то заботился, кормил, защищал. Еще один пример гармоничного мировоззрения и повседневной жизни – когда пожилые люди сажают деревья, плодами которых воспользуются даже не их дети, а внуки или правнуки – то есть люди, с которыми они вряд ли когда-то увидятся. Вот это – механизм, как прошлое определяет будущее – через альтруизм. Противоположностью этому выступает гедонизм, стремление к личному потреблению и насыщению, выдающий кризис идентичности. А это – прямая дорога к исчезновению государства и народа.

Беседовал Махамбет АУЕЗОВ


Если Вам понравилась статья, то пожалуйста, поделитесь с друзьями в социальных сетях:
Комментарии
Загрузка комментариев...