Секрет демарша Рахмона
или Вопросы сохранения власти на фоне эпохи
Целые народы пришли бы в ужас, если бы узнали, какие мелкие люди властвуют над ними.
Шарль Морис де Талейран, министр иностранных дел Франции при трех разных политических режимах
В ПРОШЛУЮ пятницу в Астане произошел один довольно примечательный эпизод: обычно крайне лояльный Москве президент Таджикистана Эмомали Рахмон выступил с необычным заявлением, в котором призвал Владимира Путина относится к его стране, не как к республике СССР (то есть части России – «ДН»), а как к независимому, пусть и маленькому государству. Фактически, этот демарш стал наиболее ярким моментом сборного форума авторитарных лидеров в столице Казахстана (не считать же результатом переименование исполнительных секретарей СНГ, ОДКБ и прочая в «генеральных»). О том, что, возможно, кроется за словами таджикского лидера стало известно буквально на следующий день, правда, не в Астане, а в российской Белгородской области, где неизвестным образом оказавшиеся в составе подразделения российской армии граждане Таджикистана расстреляли на учебном полигоне как минимум 11 других солдат (называют и куда большие цифры). По сведениям из неофициальных источников, причиной конфликта стало оскорбление на религиозной почве солдат-мусульман со стороны командира части, на которое граждане Таджикистана отреагировали таким вот радикальным способом. Этот эпизод показал, что граждане независимой страны, участие которых в иностранных вооруженных конфликтах является уголовным преступлением, всеми правдами и неправдами завлекаются на фронты российской войны, где уже гибнут. Ну, а эпизод с расстрелом в Белгороде как раз про то, что это может происходить и путем запугивания, шантажа, а значит, грозит самым негативным образом отразиться на внутриполитической ситуации в самом Таджикистане. Потому что под угрозой насильственного выбора между тюрьмой и армией (каковой был, по неофициальной информации, поставлен перед теми таджикистанцами, кто потом стрелял в Белгородской области) окажутся около 2 миллионов граждан республики, находящихся в России. Именно это, а не невысокий статус российских гостей таджикских саммитов, возможно, реально беспокоит официальный Душанбе, особенно на фоне того, что Таджикистан сегодня остается одним из главных рычагов влияния Москвы на Центральную Азию, «благодаря» постоянным перестрелкам в Ферганской долине, ставшим главным препятствием для китайской транспортно-экономической экспансии…
Итак, вначале немного деталей для контекста. В марте 2021 года в ходе «исторического визита» в Ташкент недавно пришедший к власти президент Кыргызстана (его предшественника вынудила уйти в отставку третья кыргызская революция в 2020-м году) Садыр Жапаров объявил о намерении полностью решить вопросы разграничения между странами. До этого, на протяжении почти 30 лет страны никак не могли поделить землю и водные источники в самом густонаселенном регионе Центральной Азии – Ферганской долине. А тут вот неожиданный прорыв. Кроме решительности молодого кыргызского лидера такое быстрое достижение связывали с тем, что Ташкент и Бишкек были заинтересованы в скорейшей реализации китайского проекта строительства железнодорожной ветки через юг Кыргызстана в узбекский Андижан, сердце Ферганы. Для Жапарова лоббирование этого проекта стало бы удобным способом избежать проблем с выплатами по китайским кредитам, срок которых пришелся на эти годы, но денег для чего в кыргызской казне просто нет. Плюс это, несмотря на опасное увеличение влияния Пекина, означает еще и импульс для развития аграрного юга КР, испытывающего проблемы из-за демографического фактора и слабого развития производительных сил.
Для Узбекистана китайская железная дорога – при режиме максимального благоприятствования со стороны Кыргызстана – это важный транспортный маршрут для международной торговли страны. Замкнутые в железнодорожной клетке советских времен узбеки быстрее руководства Казахстана пришли к осознанию необходимости диверсификации торговых путей, которая встала перед нашими властями только после начала российского вторжения в Украину и последовавших за ним санкций. Особенность географического положения Узбекистана в отрицательной уникальности – эта страна не только не имеет выхода к морю (а значит самому дешевому виду мировой торговли), но и ни один из ее соседей тоже не имеет его (в мире также «повезло» только Лихтенштейну).
При этом, у Ташкента хватило прозорливости не вступать в ЕАЭС, что сохранило его экономику, но сделало вопрос альтернативного доступа к мировым рынкам еще более острым. Так что в каком-то смысле китайская железная дорога для Ташкента – это «дорога жизни» узбекской экономики. Для Пекина же это был бы также «исторический этап» экспансии на Запад, поскольку предоставлял бы ему не только крупный рынок сбыта, но и впервые означал бы нарушение монополии российского стандарта ширины железнодорожных путей в регионе, и не только рельсов, но и, вместе с ними и торговлей, политического влияния. Последнее не может не беспокоить Кремль, который находится в последние годы в крайне уязвимом положении в области удержания в орбите своего влияния бывших советских республик – сосредоточенный на Украине, он не имеет ни сил, ни средств, чтобы конкурировать с Пекином на равных. Поэтому железная дорога в Андижан из Китая стала бы началом конца российского доминирования в регионе. Остановить эти планы могла лишь нестабильность или даже война в Фергане.
И она не замедлила появиться: чуть более чем через месяц после ташкентского визита Жапарова, 29 апреля 2021 года, на границе Кыргызстана и Таджикистана начались ожесточенные перестрелки. И хотя официально поводом для них была стычка у одного из водозаборов, выяснилось, что и кыргызские власти «очень кстати» загодя проводили неподалеку военные учения, и таджикские военные вели обстрел соседей из уже готовых окопов и оборудованных огневых позиций. От прошлых стычек, коих за эти годы было немало, этот конфликт отличало применение всего военного арсенала обеих армий – вплоть до артиллерии, минометов, танков, РСЗО и штурмовых вертолетов.
О том, на чьей стороне симпатии Кремля в этой ситуации, можно было судить по тому факту, что 9 мая, спустя буквально неделю после этих событий, на параде победы в Москве присутствовал только один иностранных лидер – Эмомали Рахмон. Возможно, конечно, что «так совпало», но Кремлю не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы оценить реакцию Кыргызстана на этот факт. Кстати, 28 июня уже этого года первой зарубежной поездкой российского президента после вторжения в Украину был именно «деловой визит» в Таджикистан. А 7 октября, когда Путин отмечал в Санкт-Петербурге свой 70-летний юбилей, замаскированный под неформальный саммит СНГ, прибывший туда Рахмон, фактически, совместно с ним отмечал и свой праздник (его день рождения – 5 октября, он на 2 дня старше Путина). Считается, что именно поэтому лично поздравить российского президента не поехал Садыр Жапаров, который, естественно, хотел уклониться от славословий в адрес Рахмона. Причина проста: кыргызское общество считает Душанбе агрессором за новые перестрелки: 14-17 сентября этого года, в ходе которых погибли 63 кыргызстанца – 50 военных и 13 мирных жителей, а 136 тысяч жителей Баткенской области КР были эвакуированы из-за обстрелов со стороны таджикских сил. И вот на фоне таких близких отношений Москвы и Душанбе и произошел словесный демарш Рахмона в Астане.
«Мы были свидетелями с вами развала Советского Союза. Как и сейчас, мы были свидетелями того, что не было внимания малым республикам, малым народам. Не учитывались традиции, обычаи. Не оказали поддержку развитию. Вы вчера говорили о двух миллионах, я хотел вам сказать, это больше двух миллионов наших граждан уезжают в РФ не только на заработки, они обучаются, лечатся, - заявил Эмомали Рахмон. - Почему на какой-то несчастный форум в Таджикистане, мы умоляем, я дал поручение МИД, я даже с вами говорил, чтобы хотя бы на уровне министров присутствовали. Нет, на уровне заместителей министров. Вот Таджикистан заслужил, стратегический партнёр. Мы что, так поступаем? Нас не 100-200 миллионов. Но мы хотим, чтобы нас уважали. Где мы что-то нарушили? Где-то не так поздоровались? Мы всегда уважали интересы своего главного стратегического партнёра. Мы хотим, чтобы нас уважали. Мы что, какие-то чужеземцы? Не надо в нас много денег вкладывать. Владимир Владимирович, просьба к вам, чтобы не было политики к странам Центральной Азии как к бывшему Советскому Союзу. У каждой страны есть свои проблемы, свои вопросы, свои традиции и обычаи. Надо находить золотую середину и работать с каждой из республик в отдельности».
И тут нужно, наверное, сказать, каков был гешефт для Рахмона в том, чтобы идти последовательно в фарватере интересов Москвы в Центральной Азии. Судя по всему, таджикского лидера беспокоят 2 основные проблемы: передача формальной власти сыну Рустаму Эмомали (сейчас он работает акимом Душанбе), а также сохранение стабильности в стране на фоне угрозы со стороны союзников «Талибана» - таджикских вооруженных боевиков. Сотни и тысячи их покинули страну после окончания гражданской войны в 1997 году, а также после того, как Рахмон, фактически, аннулировал сделку с оппозицией путем выдавливания исламистов из системы государственной власти и запрета их партии - ПИВТ. Став одними из союзников «Талибана» эти таджики стали главной головной болью Рахмона после того, как талибы захватили весь Афганистан. Именно их союз со смертельными врагами режима объясняет жесткое негативное отношение Душанбе к нынешним властям в Кабуле. Теперь Рахмону приходится обдумывать механизм передачи формальной власти на фоне такой внешней угрозы, которая возрастает на фоне роста внутреннего недовольства в стране, диктуемого годами карантинов из-за коронавируса, а также нынешними проблемами России, денежные переводы таджикских мигрантов откуда были серьезным подспорьем для экономики республики все годы ее мирного существования. Во всем этом Рахмон, похоже, рассматривал Кремль в качестве основного гаранта для воплощения своих планов по транзиту формальной власти и удержанию внутренней ситуации под контролем. Та роль, которую россияне сыграли в вопросе передачи власти от Назарбаева Токаеву и подавлении январских протестов в Казахстане лишь подтверждает, что такой расчет у таджикского лидера вполне может иметь место.
Но теперь угроза мигрантам, которых могут массово «забрить» в российскую армию, которая постоянно несет огромные потери в Украине, видимо, всерьез обеспокоила Душанбе. С учетом белгородского инцидента перспективы таджикских мигрантов в России выглядят очень грустно. Сколько их уже попало на фронт, а скольким это грозит – можно только гадать. И, если Рахмон не сможет ничего с этим поделать, то их родные вскоре могут начать открыто требовать от него каких-то решений. В результате Кремль из гаранта защиты режима власти семьи Рахмона Эмомали в Таджикистане может превратиться в источник их проблем. Возможно, они уже пытались закулисно отговорить российские власти от того, чтобы они загоняли иностранных мигрантов и таджиков с двойным гражданством на войну, но в Кремле их не услышали, после чего Рахмон и решил поднять вопрос гласно, рискуя вызвать неудовольствие Путина. И если западные наблюдатели увидели во всем этом «желание центрально-азиатских республик дистанцироваться от увязшего в Украине Путина», то мы «изнутри» региона видим куда более прозаические причины этой «византийской» политики, как характеризуются отношения автократов в бывшем советском пространстве. Ну, и для полноты картины на фоне охлаждения отношений Душанбе и Москвы Бишкек не пытается договориться с соседом напрямую (для чего, казалось бы, возник шанс), а теперь уже сам обращается в Кремль, укрепляя его роль третейского судьи в разграничении между двумя «малыми республиками». Именно так выглядят итоги трехсторонней встречи Путина, Рахмона и Жапаров в Астане. Ну, а с учетом всего вышеперечисленного платой за посредничество может быть именно полная заморозка китайских планов в Фергане. И это – плохая новость, как для Ташкента, так и для всего региона – который в этом случае продолжает оставаться караваном из суденышек, ведомых в фарватере российского корабля, плывущего по известному адресу…
