Талибан города берет
Потребность рождает идею, идея рождает действие.
Джон Стейнбек, «Гроздья гнева»
НА ЭТОЙ И ПРОШЛОЙ неделях повстанческое движение «Талибан», которое активизировало войну против прозападного правительства в Кабуле после решения об окончательном выводе американских войск из Афганистана, перенесло противостояние на новый уровень, захватив сразу 6 городов – центров провинций в различных регионах страны. Ранее, оно уже сумело поставить под свой полный или частичный контроль от 50% до 80% афганской территории, но все это – в сельских районах. И хотя правительственные войска активно отступали под давлением талибов, которые захватили многие пограничные переходы (в частности, с Таджикистаном, Туркменистаном, Пакистаном и Узбекистаном), в городах сопротивление повстанцам оставалось достаточно устойчивым, прежде всего, за счет поддержки с воздуха, которую отрядам, верным Кабулу, еще оказывали уходящие американские войска. Однако несколько недель назад «Талибан» начал активное наступление на города, начав осаду и штурм ключевых крупных городов, таких как Лашкаргах, Кандагар и Герат. Бои там идут с переменным успехом, и вроде бы правительственным силам удавалось удерживать их, однако, видимо, это было сделано за счет того, что в остальных региональных центрах просто не осталось никаких резервов и надежных сил. Скорее всего, именно этим можно объяснить падение сразу 6 провинциальных столиц за 3 дня (!). Все это очень похоже на окончательный коллапс власти официального Кабула, происходящий на глазах всего мира, который либо не может, либо уже не хочет вмешиваться в это противостояние. Но если большинству стран не нужно соседствовать с «Талибаном», то у республик Центральной Азии особого выбора нет. Вопрос с размещением новых военных баз внешних игроков – США, России, Китая или Турции – очевидно, завис. Да и размещение новых войск – не решение проблемы. Поскольку она даже не в том, что странам региона нельзя рассчитывать на добрую волю талибов (которые обещают границы не переходить), а в заразительности примера насильственного свержения власти и проблеме актуализации выбора для наших народов – между ускоренным модернизмом (в формате вестернизации) и патриархальным консерватизмом (в формате ханафитского ислама).
Происходящее сегодня в Афганистане походит и, одновременно, не походит на события первой половины 90-х годов прошлого века, когда движение «Талибан» первый раз пришло к власти на большей части территории страны. Если тогда оно выступало, как своего рода «сильная рука» против анархии полевых командиров, то сейчас больше напоминает самих моджахедов, вынудивших иностранные оккупационные войска покинуть лояльный им режим в Кабуле. Кроме того, в тот раз талибы шли преимущественно с пуштунского юга и откровенно «завязли» на многонациональном севере страны. В этот раз мы видим нечто принципиально иное: половина захваченных городов на севере страны. Отряды повстанцев сегодня наиболее успешны там, куда в 2000-м году они еле-еле пробивались ценой страшных потерь. Основное население того же Кундуза и Тахара, которые захвачены талибами на этой неделе, это таджики, не пуштуны. Единственный «этнически не лояльный» регион для нынешнего «Талибана» (это хорошо видно по карте) это Хазарджат – центральные районы страны, где проживают хазарейцы. Но их отличие от большинства остальных афганцев не этническое, а религиозное – они шииты, в отличие от узбеков, таджиков, туркмен, пуштунов и белуджей (которые и составляют собой афганский народ). Именно это и иллюстрирует текущее положение дел, когда «Талибан» - это не какое-то племенное ополчение, а своеобразная идеология афганского суннитского населения, представляющая собой некий консервативный ответ на вызовы ускоренной модернизации, которую несло прозападное афганское правительство.
Именно этим сильны повстанцы. Они не являются какими-то профессионалами, которые побеждают своих врагов искусством. У них нет современной передовой техники. У них даже нет глобального численного превосходства над противником. Они несут часто очень большие потери, тысячи талибов в плену, у них только сейчас – после массового дезертирства в армии режима – появляются бронетранспортеры, но по-прежнему нет авиации, почти нет артиллерии или тяжелой бронетехники. Всему этому они противопоставляют только фанатизм и социальную поддержку, без которой невозможно контролировать большие территории и постоянно пополнять редеющие ряды своих отрядов. Да, некоторые военные эксперты говорят, что нынешний «Талибан» сумел подготовить «младший офицерский состав», специалистов по взрывному делу, по снайперской войне и созданию смертников, и это больше не старое племенное ополчение, но армия. Однако, ясно, что это не дало бы им победы над технически более оснащенным соперником, если бы не идеология. Мы видим, что многие их победы, если не большинство, это не военные виктории, но идеологические или политические – крупные подразделения местной обороны, полиции, армии просто сдаются или переходят на их сторону, передавая им города и уезды. Там, где военное сопротивление устойчиво, как в Кандагаре, талибы пока не так успешны.
Вот, к примеру, как рассказывает Би-Би-Си о захвате повстанцами города Айбак, столицы провинции Саманган. «Один из командиров или бывший сенатор... Он вместе с солдатами перешел на сторону «Талибана», а его войска были внутри города. Когда они переменили стороны и начали бороться с правительственными войсками, тогда все изменилось [и город перешел под контроль талибов]», - цитирует британское медиа местного жителя. Также без боя пал Зарандж, столица провинции Нимроз на юге. А вот что сообщается о падении Шибаргана, столицы провинции Джаузджан на севере Афганистана, считавшегося вотчиной узбекского полевого командира Абдул-Рашида Дустума. «Силы безопасности Афганистана утратили боевой дух из-за массированной пропаганды «Талибана», - цитирует Agence France Press высокопоставленного чиновника из Шибаргана, говорившего на условиях анонимности. - Еще до наступления «Талибана» <...> большинство силовиков сложили оружие, сняли форму, оставили свои части и бежали». То есть мы видим, что практически половина подобных побед талибов – это просто капитуляция правительственных сил без сражения. Это именно идеологические триумфы.
Несмотря на то, что за 20 лет после свержения власти талибов в стране сформировалась новая система государственной власти, проводились выборы, тысячи людей участвовали в общественной жизни и работали в бюрократической системе, уход иностранных войск запустил коллапс модернистского проекта в Афганистане. В Афганистане 34 провинции, но если талибы так и дальше будут брать по 5-6 их центров в считанные дни, то полное свержение кабульских властей будет вопросом нескольких месяцев. Судя по всему, большинство населения страны все же более склонно к консервативному выбору, что, собственно, и предопределило сопротивляемость талибов двум десятилетиям военной оккупации и их нынешние победы. Именно это понимание сегодня скользит и в описании ситуации из уст американского командования. Так, официальный представитель Пентагона Джон Кирби, говоря об обеспокоенности США успехами повстанцев, отмечает: «У них (официального правительства в Кабуле – «ДН») современные военно-воздушные силы. У них много преимуществ, которых нет у «Талибана». Мы глубоко обеспокоены ситуацией в Афганистане, но это их страна, их города, их люди». Иными словами, если власти проигрывают – то это выбор их страны и населяющих ее людей. И американцы только сейчас, спустя 20 лет, поняли эту реальность.
Ок, пусть будет так: это дела афганские. Но что все это означает для остальных «центральноазиатов»? Пару лет, в 1999-2000-е годы мы довольно спокойно соседствовали с теми же талибами. Правда, в эти годы были зафиксированы вылазки «домашних экстремистов» - загнанной в подполье таджикской и узбекской религиозной оппозиции. Впрочем, несмотря на панику, реальной угрозы свержения власти Ташкента, Бишкека или Душанбе в той же Фергане, куда вроде как рвались боевики Джумы Намангони, не было. Несколько тысяч человек, включая членов семей – вот, собственно, и все, что было у радикальных товарищей на тот момент. Дальнейшая их судьба, кстати, привела к разрыву с «Талибаном» и переходу в более радикальный, но модернистский и даже глобалистский проект «Исламского государства» (ИГ). Эта группировка после разгрома в открытом противостоянии в Сирии и Ираке, довольно активно распространяет свое влияние на маргинальные африканские группировки, отчасти на бывшие «филиалы «аль-Каеды» в Азии. Но в Афганистане его сложно называть успешным. Прежде всего, потому что оно «заточено» на использование идеологии «угнетаемой общины (меньшинства)», коим сунниты в Афганистане не являются. То есть, то, что работало в Ираке (там сунниты оттеснены от власти шиитскими проиранскими группировками), в Сирии (где у власти были алавиты при бесправном суннитском большинстве) или где-нибудь в Африке, где можно вызвать массовые репрессии со стороны правительства против мусульман несколькими кровавыми терактами, в Афганистане почти не имеет смысла. И, не в последнюю очередь, благодаря триумфальному шествию «Талибана», который, видимо, получает широкую поддержку населения.
Однако, то, что невозможно во все более талибском Афганистане, вполне реально в постсоветских странах. Если сегодня Казахстан, Узбекистан и Таджикистан вдруг решат «затянуть гайки» и усилят давление на общины практикующих мусульман в своих странах, именно это, а не победы «Талибана», может вызвать рост риска радикализации по сценарию ИГ. Но если в Афганистане с ИГ успешно воюют сами талибы, то в наших странах нет такой идеологической силы, которая способна отобрать духовную монополию у радикалов. Все 30 лет наши страны строили отношения в сфере религии по лекалам советской (если не сказать, «царской») системы – с марионеточными муфтиятами, играющими роль «идеологических работников», самой большой проблемой которых было правильно разъяснять населению «колебания генеральной линии партии». Иными словами, искусственно отодвинув духовную сферу из политической среды, постсоветские страны сегодня сталкиваются с ситуацией, когда у власти в ней нет ни серьезных рычагов, ни агентов влияния.
И пока справляться с ситуацией позволяет лишь то, что критическая масса радикалов самостоятельно покинула страну и уехала в ИГ в 2015-2017 годы, где благополучно погибла под американскими бомбами. Но спрос рождает предложение. Если ситуация в наших странах по-прежнему будет характеризоваться увеличением нищеты, правовым нигилизмом со стороны чиновников, высоким уровнем коррупции, мздоимства, непотизма, отсутствием политических и естественных прав человека, а также несменяемостью власти, то это может закончиться именно общим разочарованием общества в модернизации западного образца (пускай и с местной спецификой), а затем и поисками консервативного ответа. Не обязательно в виде радикально-религиозной идеи (те же талибы – вовсе не экстремисты с точки зрения идеологии, они, как большинство казахов, узбеков, туркмен, таджиков и кыргызов – обычные сунниты-матуридиты), не обязательно националистического направления (хотя это тоже своего рода поиск консервативно-патриархальной идеи). Но протест, который не может реализоваться в сфере легальной политики, так или иначе, даже без особенной идеологии (в той же России в начале XX века революция стала большевистской только в самом конце, когда они перебили своих конкурентов – эсеров, анархистов и прочих), может закончиться большими потрясениями. Как всего этого не допустить? Ответы по большому счету известны, но пока не видно, чтобы в Нур-Султане или Ташкенте их реально начали выполнять…
